Два дня дайры меня настойчиво гнали прочь, не слушая слов и криков, не видя мольбы, безнадежного ужаса и последней надежды в глазах. Заставляли ломиться в запертую дверь. Заставляли ломать себя. И в тот миг, когда я повернулась и, гордо стуча каблуками кирзачами, собралась уходить прочь, дверь открылась, совсем узенькой щелочкой поманила надежда. Типа - мы ж пошутили, заходи обратно. Но щель такая узкая, что не пройти. Можно только протиснуться, бочком, сплющиться, как камбала, показать, что на всё готов, даже на унижение, лишь бы не прогоняли, лишь бы вернуться.
А вот возьму и не оглянусь. И уйду. Что я, не смогу?
"А не смооожешь, - шипят вслед, - не смооожешь. Никуда ты не уйдешь. А и некуда тебе идти. Тут у тебя всё: и люди, и вещи, и дом, и жизнь и слёзы и судьба. Всё на свете для тебя лишь на одной страничке цвета тухлых мандаринов."
Понимаешь убогость жизни, полную односторонность, плоскость и безликость. Но никуда не деться, и против собственной воли поворачиваешь назад, к порогу, с которого еще недавно тебя гнали, как бродячего пса. А бродяга ты и есть. И то, что это место стало для тебя домом, хотя б на краткий миг - уже хорошо. Потому что иначе - куда податься?
И ты привык. Ко всему. Подождем еще чуток. Авось, да всё и образуется. И всё это лишь показалось, пригрезилось... Приснилось...