Corpse's bride
Отрывки из статьи. Оригинал лежит здесь.
О сказочных стереотипах...фэнтези можно охарактеризовать как современную сказочную литературу, написанную в Новом Времени для современного читателя, причем совершенно не обязательно только для детей и подростков. Это романы и рассказы о волшебниках и героях, драконах, эльфах, демонах, гоблинах и гномах, о магических перстнях и зарытых сокровищах, утонувших континентах и забытых цивилизациях с использованием реально существующей или выдуманной мифологии.
Но в чем же, в таком случае, этот вид фантастики отличается от сказки?
Станислав Лем в своей "Фантастике и футурологии" приводит такой пример: допустим, мы читаем текст, в котором злая мачеха выгоняет в крещенские морозы свою падчерицу в лес, дабы та набрала ей букетик фиалок. Естественно, фиалки лишь предлог -- просто мачеха хочет от бедной крошки избавиться. В лесу сиротка встречает добрую волшебницу, та спасает ее от мороза и волков и дарит горшочек с золотыми талерами, с которыми сиротка и возвращается домой. Думаю: никто не усомнится в том, что этот текст следует отнести к сказкам. Ну а если мачеха, пойдя назавтра с этими талерами на базар, обнаруживает, что они фальшивые? И за распространение поддельных денег ее и падчерицу бросают в темницу?.. Гм… Это уже какая-то странная сказка. Допустим далее, что из тюрьмы их освобождает та же волшебница, но, совершая побег, обе попадают под почтовый дилижанс и с переломами конечностей оказываются в монастырской лечебнице… Нет, решительно нет -- в сказках такого быть не может.
Далее Лем разъясняет, что народная сказка подчинена принципу морального детерминизма. Весь мир, вся его атрибутика сконструированы так и только так, чтобы главный герой мог пройти определенные испытания и получить по заслугам. Добрый герой -- принцессу, трон и богатство, злой -- страшную погибель. Народная сказка похожа на хорошо отлаженный механизм, где нет ничего лишнего, действие развивается по четко отлаженной, строго детерминированной схеме, здесь нет места никакой случайности, кроме так называемого "счастливого случая", который для героя припасен изначально. У героев таких текстов практически отсутствует свобода воли, даже если формально у них есть выбор ("направо пойдешь… налево пойдешь… прямо пойдешь…" -- кто-нибудь читал сказку, в которой герой идет налево или направо, а не прямо?), ибо то, что герой выберет, тоже предопределено самим строем повествования.
Герои сказок лишены психологии и характеров, это просто функциональные маски. Мир сказок описывается абстрактно с применением шаблонных эпитетов -- лес темный, земля сырая, терем высокий, стрела каленая… (так и тянет добавить -- вобла вяленая…).
О коврах-самолетахКогда-то, давным-давно, я читал сборник индийских сказок. Одна сказка сборника интересна для предмета наших рассуждений. Ну, поначалу там все стандартно -- герой добивается любви принцессы, а принцессу держат взаперти в высокой башне. Тогда герой отправляется на базар, находит там некоего плотника и тот мастерит ему из дерева летающего коня. Герой на коне взмывает к комнате принцессы и так далее. Хэппи энд. Но как раз это-то меня уже не волнует, нет мне никакого дела до принцессы и дальнейшей личной жизни героя. А занимает меня совсем другое -- куда делся этот конь, ибо, после того, как герой добивается своего, конь в тексте больше не упоминается. Меня интересует плотник -- почему он простой плотник, а не владыка мира, если он умеет делать такие вещи? Автора сказки все это явно не занимало, ему нужно было лишь придумать для одного конкретного случая, ad hoc, средство доставки героя к месту действия. А вот если бы он и дальше не упускал из вида этого плотника и его необычные изделия, если бы он описал как летающие кони используются в политической борьбе за трон или в экспедициях за заморскими сокровищами, то этот наш анонимный сказочник был бы сочинителем фэнтези.
Словом так: в реалистической прозе ковер-самолет не может возникнуть. Если в тексте встречается ковер-самолет, берется неизвестно откуда, а после использования исчезает неведомо куда и все это не вызывает у героев ни малейшего удивления, то это сказка. Если герои рассматривают ковер-самолет как нечто необычное, но все же используют его для достижения своих целей вполне реалистическим образом, то это фэнтези. Если на ковре-самолете установлен крупнокалиберный пулемет и эскадрилья таких ковров летит штурмовать замок Сатаны (Пол Андерсон "Операция "Хаос"), то это сайенс фэнтези. Ну а если ковер летает потому что в его ткань вплетены антигравитационные чипы (Дэн Симмонс "Гиперион"), то это научная фантастика.
О магическом реализмеМагический реализм -- это фантастика с одной стороны без бластеров, марсиан и космических кораблей, с другой -- как правило без демонов и драконов. Т.е.. не НФ и не фэнтези в нашем интуитивном понимании. Фантастичность в магическом реализме достигается тем, что самые обычные предметы и люди вступают в необычные отношения. Так, в романе Г.Г. Маркеса "Сто лет одиночества" струйка крови вытекает из тела убитого Хосе Аркадио, долго петляет по улицам и улочкам Макондо, добирается до дома погибшего, поднимается вверх по ступенькам крыльца, втекает на кухню и останавливается у ног его матери Урсулы. Или, в том же романе, католический священник в знак доказательства бытия божьего, сотворив молитву, выпивает чашечку горячего шоколада и воспаряет в воздух на высоту десять-пятнадцать сантиметров. То есть магический реализм близок к сюрреализму. У читателя таких текстов возникает в мозгу некая шизофреническая раздвоенность. С одной стороны он точно знает, что изображаемое невозможно в реальном мире, а с другой -- описано-то так, что поневоле поверишь.
Есть такой тест на проверку стереотипности мышления. Если попросить отвечать быстро, не задумываясь, то 99% людей, не знающих этого теста, дадут на стандартные вопросы стандартные ответы. "Великий русский поэт?" -- "Пушкин". "Домашняя птица?" -- "Курица". "Плодовое дерево?" -- "Яблоня". Встретив в тексте упоминание домашней птицы, мы тут же подставляем "курица", а когда через несколько абзацев читаем, что она плавает, поражаемся -- во дает автор, во сюрр! Но курицу-то подставили мы, а лукавый автор имел в виду гуся или утку.
Почему я верю Маркесу, что можно воспарить на небольшую высоту, выпив чашку горячего шоколада? Может потому что у меня в голове возникает образ чашки с горячим напитком, над которой вьется парок (парить, воспарять) и подымается как раз на эти самые десять-пятнадцать сантиметров?..
Если же в произведениях магического реализма и попадаются фантастические вещи или существа, например как у того же Маркеса в "Очень старом человеке с большими крыльями", то подаются они так заземленно, описываются в таком бытовом контексте и с таким натурализмом, растворяются в таком количестве совершенно реальных и натуралистических описаний, что тоже в них веришь. Но для достижения такого эффекта надо как минимум уметь хорошо писать. Каждому пишущему известно, что абсурд, сюрр -- самое трудное для писателя. Ведь это не просто бессмыслица, нагромождение нелепостей, это -- другая логика, иная причинность, отличная система координат. Нужно развивать в себе особое видение, чтобы уметь переходить на эту другую логику.
О сказках нового времениВ свое время мне в руки попался австралийский фэнзин под странным названием "Ротоплан-орнитоптер" и в нем меня заинтересовала заметка "Нам нужно придумывать другие сказки". Автор, фамилию которого я к сожалению не запомнил, рассказывал, как в детстве он зачитывался фантастикой кэмпбелловского периода и как всем почитателям тогдашней НФ казалось, что вот-вот начнется эра космической экспансии человечества и что покорение планет будет похоже на открытие Америки и освоение Дикого Запада. Увы, констатирует автор, эта мечта так мечтой и остается. Затраты на организацию экспедиций Колумба ничтожно малы по сравнению с богатством, которые они принесли миру. Что получил мир от того, что "Аполлоны" американцев и советские автоматы доставили на Землю сколько-то килограммов лунных камней? Особенно если учесть, во что это обошлось… И ни в каком обозримом будущем не предвидится появление экономически выгодного космического транспорта и человечество еще долгое время будет приковано к своей родной планете. Но, в то же время, пишет автор статьи, человеку всегда нужны какие-то новые горизонты, какие-то новые сферы экспансии, нужны новые земли с чудесами и диковинами, где за каждым углом может ожидать дракон… Увы, говорит автор, нам нужно придумывать другие сказки.
НТР создало для человека сравнительно комфортные условия существования. И в то же время, человек чувствует себя потерянным в сверхсложном лабиринте современной цивилизации, он чувствует себя ничего не значащим, легко заменимым винтиком гигантского механизма, от которого зависит вся его жизнь и на который сам он никак повлиять не может. Человек ощущает себя связанным по рукам и ногам тысячами незримых, но сверхпрочных нитей, тянущихся ко всем остальным элементам усложнившейся общественной структуры. Но человеку всегда хочется узнать -- чего он стоит сам по себе, хочется испытать себя в экстремальных условиях, когда он сражается с судьбой один на один. (Этим, кстати, объясняется неувядающая популярность "Робинзона Крузо".) Авторы героического фэнтези дают читателю увидеть именно такие миры, где это возможно и описывают героев, умеющих бросить вызов судьбе и глянуть смерти в глаза. Таковы, в частности, герои Говарда -- Конан-варвар, Брэн Мак Морн, Соломон Кейн, Кулл… Да, простоватым может показаться киммериец Конан, но так ли прост его автор? Похоже на то, что Конан из литературного персонажа превращается в героя мифологии Нового времени наряду с доктором Фаустом, Франкенштейном, Дракулой , Шерлоком Холмсом и доктором Джекилом-Хайдом, а стало быть Говард, создавая Конана, нащупал некий необходимый нашему времени архетип. Не зря киноэпос "Конан-варвар" стал культовым фильмом у американской молодежи. Что-то похожее наблюдалось в древности в Греции и Риме, где среди социальных низов процветал культ Геракла, поддерживаемый киниками, этими панками античности. В каком-то смысле популярность Конана и прочих персонажей, воплощаемых Шварценеггером и Сталлоне, может быть объяснена своеобразным ренессансом этого культа -- культа сильной, самодостаточной, ни от кого и ни от чего не зависящей личности. Смена имени объясняется тем, что Геракл слишком привязан к конкретным историческим и географическим реалиям, Конан же существует вне этого. Созданный Говардом мир, в котором действует Конан, невзирая на частое употребление знакомых наименований этносов и географических названий, находится вне реальной истории и географии. Тем он и удобен. Конана можно представить действующим в любом месте и в любой эпохе. Чем и пользуются последователи Говарда, продолжающие его цикл -- они заставляют Конана странствовать не только в пространстве, но и во времени, с помощью магии перенося его в иные эпохи.
О спящих богахНе менее обширный комментарий требовался и к следующему роману Колина Уилсона "Философский камень", вышедший двумя годами позже. Оба романа по сути посвящены одной и той же теме -- расширению мыслительных возможностей человека, переводу сознания на совершенно новый уровень и опасностям, подстерегающим на этом пути. Но если в "Паразитах…" Лавкрафт и изобретенная им мифология лишь упоминаются, то "Камень" целиком базируется на лавкрафтовской мифологии, существенным элементом которой является вера в Древних Богов, до поры до времени дремлющих в своих укрытиях в пучинах океанов и в толще земной коры, но пробуждение которых и связанные с этим потрясения неизбежны. Боги эти -- безмозглый султан демонов, столепестковый возбудитель космического хаоса Азатот, всепроникающий ужас, таящийся во внутренних сферах бытия Йог-Созот, рядящийся временами в желтый шелк, а временами в умопомрачительные иллюзии Ньярлатотеп, а также их повелитель Ктулху являются воплощением космического, древнего Зла Вселенских масштабов. Они спят, но временами дают о себе знать локальными вспышками зла в тех или иных точках земного шара… И похоже, что с этой мифологией Лавкрафт попал в точку, нащупав некий важный архетип, поскольку, помимо Уилсона, ее охотно использовали и используют многие другие авторы. Здесь произошло то же самое, что и с говардовским Конаном.
Лично для меня романы Уилсона послужили своего рода замочным камнем, соединившим в цельный купол казавшиеся дотоле разрозненными элементы конструкции: прозу мейнстрима, философско-эзотерическую литературу и разные виды фантастики. Можно попытаться нарисовать схематическую картинку движения и взаимопроникновения этих элементов в литературе Нового Времени.
...И вот имея в виду метафоры Юнга и Лавкрафта, задумываешься: какой фантаст, поэт или философ сможет дать ответ на вопрос -- а кто же начал просыпаться в России сразу после того, как декабристы разбудили Герцена, и окончательно пробудился в октябре 1917? Ну ведь не добродушный же в сущности Перун! Кто-то более древний? Из праславянских, арийских времен? Индра? Этот демон или темный бог до сих пор продолжает терзать одну шестую часть суши, поэтому очень важно знать, как его зовут. Спросите любого поклонника фэнтези и он вам тотчас скажет, что бороться с демоном, имени которого не знаешь -- дохлый номер.
(с) Е. Д.
О сказочных стереотипах...фэнтези можно охарактеризовать как современную сказочную литературу, написанную в Новом Времени для современного читателя, причем совершенно не обязательно только для детей и подростков. Это романы и рассказы о волшебниках и героях, драконах, эльфах, демонах, гоблинах и гномах, о магических перстнях и зарытых сокровищах, утонувших континентах и забытых цивилизациях с использованием реально существующей или выдуманной мифологии.
Но в чем же, в таком случае, этот вид фантастики отличается от сказки?
Станислав Лем в своей "Фантастике и футурологии" приводит такой пример: допустим, мы читаем текст, в котором злая мачеха выгоняет в крещенские морозы свою падчерицу в лес, дабы та набрала ей букетик фиалок. Естественно, фиалки лишь предлог -- просто мачеха хочет от бедной крошки избавиться. В лесу сиротка встречает добрую волшебницу, та спасает ее от мороза и волков и дарит горшочек с золотыми талерами, с которыми сиротка и возвращается домой. Думаю: никто не усомнится в том, что этот текст следует отнести к сказкам. Ну а если мачеха, пойдя назавтра с этими талерами на базар, обнаруживает, что они фальшивые? И за распространение поддельных денег ее и падчерицу бросают в темницу?.. Гм… Это уже какая-то странная сказка. Допустим далее, что из тюрьмы их освобождает та же волшебница, но, совершая побег, обе попадают под почтовый дилижанс и с переломами конечностей оказываются в монастырской лечебнице… Нет, решительно нет -- в сказках такого быть не может.
Далее Лем разъясняет, что народная сказка подчинена принципу морального детерминизма. Весь мир, вся его атрибутика сконструированы так и только так, чтобы главный герой мог пройти определенные испытания и получить по заслугам. Добрый герой -- принцессу, трон и богатство, злой -- страшную погибель. Народная сказка похожа на хорошо отлаженный механизм, где нет ничего лишнего, действие развивается по четко отлаженной, строго детерминированной схеме, здесь нет места никакой случайности, кроме так называемого "счастливого случая", который для героя припасен изначально. У героев таких текстов практически отсутствует свобода воли, даже если формально у них есть выбор ("направо пойдешь… налево пойдешь… прямо пойдешь…" -- кто-нибудь читал сказку, в которой герой идет налево или направо, а не прямо?), ибо то, что герой выберет, тоже предопределено самим строем повествования.
Герои сказок лишены психологии и характеров, это просто функциональные маски. Мир сказок описывается абстрактно с применением шаблонных эпитетов -- лес темный, земля сырая, терем высокий, стрела каленая… (так и тянет добавить -- вобла вяленая…).
О коврах-самолетахКогда-то, давным-давно, я читал сборник индийских сказок. Одна сказка сборника интересна для предмета наших рассуждений. Ну, поначалу там все стандартно -- герой добивается любви принцессы, а принцессу держат взаперти в высокой башне. Тогда герой отправляется на базар, находит там некоего плотника и тот мастерит ему из дерева летающего коня. Герой на коне взмывает к комнате принцессы и так далее. Хэппи энд. Но как раз это-то меня уже не волнует, нет мне никакого дела до принцессы и дальнейшей личной жизни героя. А занимает меня совсем другое -- куда делся этот конь, ибо, после того, как герой добивается своего, конь в тексте больше не упоминается. Меня интересует плотник -- почему он простой плотник, а не владыка мира, если он умеет делать такие вещи? Автора сказки все это явно не занимало, ему нужно было лишь придумать для одного конкретного случая, ad hoc, средство доставки героя к месту действия. А вот если бы он и дальше не упускал из вида этого плотника и его необычные изделия, если бы он описал как летающие кони используются в политической борьбе за трон или в экспедициях за заморскими сокровищами, то этот наш анонимный сказочник был бы сочинителем фэнтези.
Словом так: в реалистической прозе ковер-самолет не может возникнуть. Если в тексте встречается ковер-самолет, берется неизвестно откуда, а после использования исчезает неведомо куда и все это не вызывает у героев ни малейшего удивления, то это сказка. Если герои рассматривают ковер-самолет как нечто необычное, но все же используют его для достижения своих целей вполне реалистическим образом, то это фэнтези. Если на ковре-самолете установлен крупнокалиберный пулемет и эскадрилья таких ковров летит штурмовать замок Сатаны (Пол Андерсон "Операция "Хаос"), то это сайенс фэнтези. Ну а если ковер летает потому что в его ткань вплетены антигравитационные чипы (Дэн Симмонс "Гиперион"), то это научная фантастика.
О магическом реализмеМагический реализм -- это фантастика с одной стороны без бластеров, марсиан и космических кораблей, с другой -- как правило без демонов и драконов. Т.е.. не НФ и не фэнтези в нашем интуитивном понимании. Фантастичность в магическом реализме достигается тем, что самые обычные предметы и люди вступают в необычные отношения. Так, в романе Г.Г. Маркеса "Сто лет одиночества" струйка крови вытекает из тела убитого Хосе Аркадио, долго петляет по улицам и улочкам Макондо, добирается до дома погибшего, поднимается вверх по ступенькам крыльца, втекает на кухню и останавливается у ног его матери Урсулы. Или, в том же романе, католический священник в знак доказательства бытия божьего, сотворив молитву, выпивает чашечку горячего шоколада и воспаряет в воздух на высоту десять-пятнадцать сантиметров. То есть магический реализм близок к сюрреализму. У читателя таких текстов возникает в мозгу некая шизофреническая раздвоенность. С одной стороны он точно знает, что изображаемое невозможно в реальном мире, а с другой -- описано-то так, что поневоле поверишь.
Есть такой тест на проверку стереотипности мышления. Если попросить отвечать быстро, не задумываясь, то 99% людей, не знающих этого теста, дадут на стандартные вопросы стандартные ответы. "Великий русский поэт?" -- "Пушкин". "Домашняя птица?" -- "Курица". "Плодовое дерево?" -- "Яблоня". Встретив в тексте упоминание домашней птицы, мы тут же подставляем "курица", а когда через несколько абзацев читаем, что она плавает, поражаемся -- во дает автор, во сюрр! Но курицу-то подставили мы, а лукавый автор имел в виду гуся или утку.
Почему я верю Маркесу, что можно воспарить на небольшую высоту, выпив чашку горячего шоколада? Может потому что у меня в голове возникает образ чашки с горячим напитком, над которой вьется парок (парить, воспарять) и подымается как раз на эти самые десять-пятнадцать сантиметров?..
Если же в произведениях магического реализма и попадаются фантастические вещи или существа, например как у того же Маркеса в "Очень старом человеке с большими крыльями", то подаются они так заземленно, описываются в таком бытовом контексте и с таким натурализмом, растворяются в таком количестве совершенно реальных и натуралистических описаний, что тоже в них веришь. Но для достижения такого эффекта надо как минимум уметь хорошо писать. Каждому пишущему известно, что абсурд, сюрр -- самое трудное для писателя. Ведь это не просто бессмыслица, нагромождение нелепостей, это -- другая логика, иная причинность, отличная система координат. Нужно развивать в себе особое видение, чтобы уметь переходить на эту другую логику.
О сказках нового времениВ свое время мне в руки попался австралийский фэнзин под странным названием "Ротоплан-орнитоптер" и в нем меня заинтересовала заметка "Нам нужно придумывать другие сказки". Автор, фамилию которого я к сожалению не запомнил, рассказывал, как в детстве он зачитывался фантастикой кэмпбелловского периода и как всем почитателям тогдашней НФ казалось, что вот-вот начнется эра космической экспансии человечества и что покорение планет будет похоже на открытие Америки и освоение Дикого Запада. Увы, констатирует автор, эта мечта так мечтой и остается. Затраты на организацию экспедиций Колумба ничтожно малы по сравнению с богатством, которые они принесли миру. Что получил мир от того, что "Аполлоны" американцев и советские автоматы доставили на Землю сколько-то килограммов лунных камней? Особенно если учесть, во что это обошлось… И ни в каком обозримом будущем не предвидится появление экономически выгодного космического транспорта и человечество еще долгое время будет приковано к своей родной планете. Но, в то же время, пишет автор статьи, человеку всегда нужны какие-то новые горизонты, какие-то новые сферы экспансии, нужны новые земли с чудесами и диковинами, где за каждым углом может ожидать дракон… Увы, говорит автор, нам нужно придумывать другие сказки.
НТР создало для человека сравнительно комфортные условия существования. И в то же время, человек чувствует себя потерянным в сверхсложном лабиринте современной цивилизации, он чувствует себя ничего не значащим, легко заменимым винтиком гигантского механизма, от которого зависит вся его жизнь и на который сам он никак повлиять не может. Человек ощущает себя связанным по рукам и ногам тысячами незримых, но сверхпрочных нитей, тянущихся ко всем остальным элементам усложнившейся общественной структуры. Но человеку всегда хочется узнать -- чего он стоит сам по себе, хочется испытать себя в экстремальных условиях, когда он сражается с судьбой один на один. (Этим, кстати, объясняется неувядающая популярность "Робинзона Крузо".) Авторы героического фэнтези дают читателю увидеть именно такие миры, где это возможно и описывают героев, умеющих бросить вызов судьбе и глянуть смерти в глаза. Таковы, в частности, герои Говарда -- Конан-варвар, Брэн Мак Морн, Соломон Кейн, Кулл… Да, простоватым может показаться киммериец Конан, но так ли прост его автор? Похоже на то, что Конан из литературного персонажа превращается в героя мифологии Нового времени наряду с доктором Фаустом, Франкенштейном, Дракулой , Шерлоком Холмсом и доктором Джекилом-Хайдом, а стало быть Говард, создавая Конана, нащупал некий необходимый нашему времени архетип. Не зря киноэпос "Конан-варвар" стал культовым фильмом у американской молодежи. Что-то похожее наблюдалось в древности в Греции и Риме, где среди социальных низов процветал культ Геракла, поддерживаемый киниками, этими панками античности. В каком-то смысле популярность Конана и прочих персонажей, воплощаемых Шварценеггером и Сталлоне, может быть объяснена своеобразным ренессансом этого культа -- культа сильной, самодостаточной, ни от кого и ни от чего не зависящей личности. Смена имени объясняется тем, что Геракл слишком привязан к конкретным историческим и географическим реалиям, Конан же существует вне этого. Созданный Говардом мир, в котором действует Конан, невзирая на частое употребление знакомых наименований этносов и географических названий, находится вне реальной истории и географии. Тем он и удобен. Конана можно представить действующим в любом месте и в любой эпохе. Чем и пользуются последователи Говарда, продолжающие его цикл -- они заставляют Конана странствовать не только в пространстве, но и во времени, с помощью магии перенося его в иные эпохи.
О спящих богахНе менее обширный комментарий требовался и к следующему роману Колина Уилсона "Философский камень", вышедший двумя годами позже. Оба романа по сути посвящены одной и той же теме -- расширению мыслительных возможностей человека, переводу сознания на совершенно новый уровень и опасностям, подстерегающим на этом пути. Но если в "Паразитах…" Лавкрафт и изобретенная им мифология лишь упоминаются, то "Камень" целиком базируется на лавкрафтовской мифологии, существенным элементом которой является вера в Древних Богов, до поры до времени дремлющих в своих укрытиях в пучинах океанов и в толще земной коры, но пробуждение которых и связанные с этим потрясения неизбежны. Боги эти -- безмозглый султан демонов, столепестковый возбудитель космического хаоса Азатот, всепроникающий ужас, таящийся во внутренних сферах бытия Йог-Созот, рядящийся временами в желтый шелк, а временами в умопомрачительные иллюзии Ньярлатотеп, а также их повелитель Ктулху являются воплощением космического, древнего Зла Вселенских масштабов. Они спят, но временами дают о себе знать локальными вспышками зла в тех или иных точках земного шара… И похоже, что с этой мифологией Лавкрафт попал в точку, нащупав некий важный архетип, поскольку, помимо Уилсона, ее охотно использовали и используют многие другие авторы. Здесь произошло то же самое, что и с говардовским Конаном.
Лично для меня романы Уилсона послужили своего рода замочным камнем, соединившим в цельный купол казавшиеся дотоле разрозненными элементы конструкции: прозу мейнстрима, философско-эзотерическую литературу и разные виды фантастики. Можно попытаться нарисовать схематическую картинку движения и взаимопроникновения этих элементов в литературе Нового Времени.
...И вот имея в виду метафоры Юнга и Лавкрафта, задумываешься: какой фантаст, поэт или философ сможет дать ответ на вопрос -- а кто же начал просыпаться в России сразу после того, как декабристы разбудили Герцена, и окончательно пробудился в октябре 1917? Ну ведь не добродушный же в сущности Перун! Кто-то более древний? Из праславянских, арийских времен? Индра? Этот демон или темный бог до сих пор продолжает терзать одну шестую часть суши, поэтому очень важно знать, как его зовут. Спросите любого поклонника фэнтези и он вам тотчас скажет, что бороться с демоном, имени которого не знаешь -- дохлый номер.
(с) Е. Д.
@темы: Литература, Статьи
-
-
24.06.2007 в 20:27-
-
24.06.2007 в 20:32-
-
24.06.2007 в 20:46-
-
25.06.2007 в 11:36-
-
25.06.2007 в 14:55